Глава 25

Сознание возвращалось медленно толчками. Вместе с сознанием вернулась боль, которую Грубер практически не ощущал ни во время самого ранения, ни после, когда он упал, опрокинутый на спину взрывом. Тогда он решил, что умирает. Грубер был врачом, он был очень неплохим врачом, и прекрасно осознавал, что с подобными ранениями не живут. Сквозь заполнившую все его естество боль с трудом пробились голоса, на которых Грубер сосредоточился, что позволило ненамного ослабить разрывающую на части болевую агонию.

— А я говорю, что нужно зашить рану, — в голосе женщины слышались слезы. — Я сделала все, что могла, но почему-то соединить кожу у меня не получается!

— И кто будет это делать? Я не умею! А ты женщина, ты хотя бы в теории должна представлять, как это делается! — в мужском голосе Грубер опознал баритон Снегиря. Значит, женский принадлежит Радистке, которая и вытащила его с того света. Но ее дара знахаря на большее не хватило, просто не было опыта в таких делах. Вот поэтому сейчас Грубер лежит на чем-то твердом и рискует умереть на этот раз от болевого шока.

— Ребята, — проговорил Грубер, точнее хотел проговорить, но вместо слова изо рта у него вырвалось лишь невнятное мычание.

— Грубер, ты очнулся! — все поле его зрения заполнила фигура Снегиря, который подскочил к нему с такой быстротой, что Грубер решил грешным делом, что тот телепорт изобрел. Грубер махнул рукой, и показал на рот, намекая, что не может говорить. — Ты, должно быть, пить хочешь? Я сейчас.

Грубер замотал головой. Он действительно хочет пить, но сейчас нельзя, с дырой в животе каждый глоток может стать смертельным. Он закатил глаза, потом ударил себя по лбу, что вызвало еще больший всплеск боли. Проморгавшись, и смахнув с ресниц выступившие слезы, он как мог жестами показал Снегирю, что нужно достать из его рюкзака небольшую аптечку и вколоть ему морфин, пару ампул которого он таскал с собой именно для такого случая. Как ни странно, но Снегирь понял ужимки приятеля и уже через минуту, Грубер лежал с закрытыми глазами и прислушивался к ощущениям. Когда боль стала немного терпимее, он открыл глаза и смог довольно внятно проговорить.

— Там шовный материал. Приготовь мне спек, и позови Радистку.

Снегирь кивнул, а Грубер снова закрыл глаза.

— Как ты? — Радистка взяла его за руку и крепко сжала. — Я так испугалась.

— Я знаю, — Грубер попытался улыбнуться, но мышцы рта не хотели слушаться, пришлось оставить эту попытку. — Кэт, я слышал, что ты Снегирю сказала. Мне придется самому себя заштопать, но без помощи я не смогу это сделать.

— Что от меня потребуется? — Радистка оживилась и снова сжала его руку.

— Мне нужно зеркало. Ты можешь достать зеркало, а потом держать его так, чтобы я смог видеть рану? — она неуверенно кивнула. — А потом, когда я закончу, тебе придется убрать все микробы, которые я в рану занесу и остановить сепсис. Я видел, как это знахари делают, ничего сложного.

— Ты поправишься?

— Я не знаю, — он не стал ее обманывать и внушать ложную надежду. Он действительно не знал, чем закончится это дело. — Но мы с тобой сделаем все, чтобы я не сдох, — на последнем слове он закашлялся. От кашля живот взорвался болью так, что Грубер едва не потерял сознание. Едва не плача, что целая ампула наркотика была потрачена зря, Грубер повернулся к Радистке и просипел. — Мне пить нельзя, протри мне губы водой и смочи рот.

Когда Радистка выполнила все, что просил ее сделать Грубер, появился Снегирь. Хоть пить и было нельзя, но для наспех приготовленного спека Грубер сделал исключение, чтобы банально не вырубиться во время операции.

Когда-то давно, еще в той прежней жизни, юный студент Алеша восхищался Леонидом Ивановичем Рогозовым. Он всегда представлял себя на его месте, и приходил к выводу, что никогда не смог бы повторить ничего подобного. И вот теперь он вынужден был сшивать обширную рану на животе, и у него не было под рукой даже новокаина, чтобы хотя бы местную анестезию сделать. Зато друг намешал ему мощнейшей наркоты, от которой у него вполне может съехать крыша. Вопрос о том, а где именно Снегирь взял материал для спека у Грубера не возник, тех лотерейщиков, которых Снегирь завалил, вполне хватило бы, чтобы целый притон дурью обеспечить.

Дождавшись, когда спек подействует, и боль на время уйдет, Грубер зарядил кетгут в хирургическую иглу и, глядя в зеркало, которое держала отвернувшаяся Радистка, пальцами раздвинул рану и сделал первый стежок.

К тому времени, когда он закончил, Грубер несколько раз балансировал на грани потери сознания, но Снегирь вовремя просекал ситуацию и подносил к губам друга стакан с отвратительным пойлом, которое в другое время Грубер даже пробовать бы не стал. А вот сейчас и оно сгодилось, потому что принимать его по глоточку — это был единственный шанс для него, чтобы выжить.

Сделав последний стежок, Грубер все-таки потерял сознание. Когда он снова очнулся, то чувствовал себя вполне сносно. Голосов не было слышно, и Грубер сделал попытку приподняться на своем жестком ложе и очень удивился, когда ему это удалось сделать. Присмотревшись, он определил, что лежит на кровати, а жесткой она была по одной простой причине — кто-то слишком умный, или чрезмерно заботливый вытащил из-под него матрас, оставив лежать на голых досках.

Свесив ноги с края кровати, Грубер некоторое время сидел, опершись на доски обеими руками, а потом попытался медленно подняться. Голова закружилась, и он едва не упал, но сумел удержаться на ногах, схватившись за спинку кровати.

Рядом с кроватью стоял стул, на котором висела его одежда. Точнее то, что от этой одежды осталось, после незабываемой встречи с элитником. К счастью, фляжка с живчиком была на месте, потому что сил на то, чтобы идти искать куда-то запропастившихся Снегиря и Радистку, не было.

Сделав пару глотков, Грубер сел на этот раз на стул и принялся разглядывать обрывки куртки. Элитник вспорол ее вместе с животом снизу вверх, как мясник, потрошащий тушу. Грубер почувствовал тошноту и, отшвырнув в сторону окровавленные обрывки, припал к фляжке с живчиком.

— Я тебе одежду нашла, — в комнату вошла бледная Радистка и протянула Груберу стопку нового камуфляжного костюма. Приглядевшись, Грубер увидел также чистое белье. — Ты сможешь помыться? — Грубер неопределенно пожал плечами. — Пошли, я помогу тебе. — И она скинула с себя одежду и потащила его к одной из дверей, ведущей как раз в санузел.

На этот раз никакой сексуальной подоплеки не было. Грубер просто стоял, прислонившись к стене душевой кабины и закрыв глаза, в то время как Радистка мыла его тело.

— Знаешь, а к этому вполне можно привыкнуть, — Грубер криво усмехнулся, послушно поднимая руки, чтобы Радистка смогла как следует вытереть его жестким полотенцем.

— Не советую к такому привыкать, — Радистка бросила полотенце на пол и обхватила Грубера за талию.

— Это ты все заживила? — Грубер оперся на ее обнаженное плечо, и они дошли до кресла, куда Радистка сгрузила повисшего на ней мужчину. Она принялась одеваться и лишь когда застегнула последнюю пуговицу, ответила.

— Частично. Но частично это твоя заслуга и живчика. Грубер, после того как ты себя зашил, заживлять стало проще, но с тех пор прошло уже четыре дня.

— Я четыре дня валялся без сознания? — Грубер почувствовал головокружение.

— Да, а до этого было еще три дня. К счастью нам удалось найти эту базу. Снегирь сказал, что ты предположил наличие военной базы, и оказался прав.

— А где Снегирь? — Грубер натянул трусы, и, пошатываясь, дошел до кровати, чтобы взять фляжку с живчиком.

— Потрошит тех зараженных, которые напали на эту базу. Их было много, гораздо больше, чем я когда либо видела. Но военные оказались им не по зубам… пока не начали изменяться, — добавила она после секундной задержки. — Снегирь их убил. Они оказались зараженными все. Иммунных не было, а мозгов выйти с территории ни у одного из переродившихся не оказалось. Они едва передвигались, когда мы ворвались сюда. Их было легко победить.