— Я рад, что ты со мной, Тарп, — сказал Кай.

— Однако варево мое так и остынет, — появился у стола обиженный Муриджан. — Или вы только к ужину наговоритесь?

— Ужина не будет, — ответил Кай. — Выходим через час. Приготовь, трактирщик, что мы можем взять с собой в дорогу из еды. Я оплачу все.

— А куда вы пойдете? — сдвинул брови Муриджан.

— Нам нужно в Анду, — ответил Кай. — Знаешь дорогу?

— Нет, — пожал плечами Муриджан. — Слышал что-то, но не знаю. В деревне Вианы кто-то может знать. Там живут рыбаки, они много знают, по воде новости дальше разносятся, чем по суше. Она отведет вас. Отведешь, Виана?

Женщина за стойкой кивнула. Арма пригляделась к ней и подумала, что где-то уже встречала незнакомку. Но где и когда?

— Через час, значит, через час, — поднялся из-за стола Тарп. — Прежде чем дать твоим спутникам перекусить, Кай, позволь мне представить моих воинов. Их имена — Хас, Хатуас, Кишт. За каждого я готов поручиться, как был готов поручиться и за тех, что не добрались со мной до этого трактира. И вот еще что хотел сказать тебе: новым смотрителем стал твой старый знакомый. Тот самый, кому ты отрубил запястье. Бывший воевода — Арш. Уж поверь мне, если кто и ненавидит тебя больше всех в Хилане, то это он.

— Что ж, — задумался Кай, — тогда он должен оказаться здесь собственной персоной.

— Однако славно! — не сдержал хохоток Эша. — Сиунов все еще девять, а нас уже тринадцать!

Глава 18

ВТОРАЯ ПОПЫТКА

В этом же голубом платье Виана и пошла. Перетянула пояс ремешком, повесила на него обычный нож в суконном чехле, забросила за плечо невеликий мешочек, взяла в руку суковатую палку и зашагала по средней из трех дорог. Шалигай посмотрел на ее стоптанные башмаки и с тоской окликнул:

— Уважаемая, может, другую дорогу выбрать?

— Моя деревня там, — обернулась Виана. — Если по левой дороге вы уже ходили, нечего там делать. Не ищи там, где искал. Или время потратишь, или себя потеряешь.

— А по правой? — жалобно поднял брови Шалигай, словно все не мог выбросить из памяти ароматы и виды благословенной деревеньки за Танатой.

— По правой? — Виана повернулась, и Арма вслед за ней разглядела выщербленный камень, сухую землю вдоль правого пути, колючки у поворота. — Правая дорога — дорога к смерти.

— Это почему же? — удивился Эша.

— Никто оттуда не возвращался, — ответила Виана.

— Так, может, нам туда и надо? — остановился Эша.

— Идем туда, куда нас ведут, — твердо сказал Кай. — Далеко до твоей деревни, Виана?

— Как пойдете, — пожала она плечами. — Сюда с Аи за пару часов добрались, обратно, может, и дольше выйти.

— По крайней мере, эта дорога точно идет на юг, — решился Кай и махнул рукой. — Идем.

И снова в путь, подумала Арма. Снова держаться плеча Кая и теребить в памяти те мгновения, когда тот отказался признать ее сестрой. Сколько она уже шагает рядом с зеленоглазым? Несколько дней всего, а уже каждый жест его затвердила наизусть, и все одно, когда оборачивается, словно заходится что-то в груди. Нет в ней легкости. Наставник из клана Смерти ругал ее, когда учил обращаться с мечом.

— Нет в тебе легкости, Арма, — говорил он.

— Как же нет, — не понимала она, — я все легко делаю.

— Не о той легкости ты говоришь, Арма, — сокрушался старик. — Есть и другая легкость. Когда ничто не держит, ничто не томит. Когда рождение и смерть, как одно. Когда самой с собой не скучно и не тоскливо. Скользить надо.

Говорил, потом брал камешек и запускал его по поверхности прудика. Шлеп, шлеп, шлеп, шлеп, шлеп. Тот пролетал до противоположного бережка, полсотни шагов водяной глади миновал и путался в прибрежной траве.

— Вот она — легкость, — говорил старик. — Поняла?

— Нет, — мотала она головой, прикусывая губу.

— Выброси все, что вниз тянет, что нутро точит, — вздыхал старик. — Что глаз застит, печень давит, голову забирает, сердце томит. Выброси и поймешь.

Выброси и поймешь.

Арма смотрела на Кая и думала, что и забирает, и томит, и застит, и нутро точит, но давит ли вниз? Нет, не давит. Вверх тащит. А легкости не получается. У Теши вот получается, может быть, спросить у нее?

Арма оборачивалась и смотрела на мугайку. Тарп — широкоплечий седой воин — шел вместе с Каем сразу за Вианой, а за Армой топали по дороге вместе с Тешей трое — Хас, Хатуас, Кишт. Все одного роста, словно в одной глинке их запекали. Все крепкие, бодрые, а как отыскали да натянули на лица улыбки, так и пригожими все оказались. Один рыжий, второй светлый, третий черный. Словно под интерес их Тарп отбирал, хотя разве от смерти отберешь, от смерти судьба отбирает, да и надолго ли? А так-то лицом все схожи с Шалигаем, дает о себе знать хиланская кровь, поколения клана Чистых — клана Паркуи. Только вот ехидства шалигаевского в них нет, ну так это дело времени, ехидство, как и седины, с опытом да с болячками в нутро лезет, да по затылку стучит.

— А что за водоем там у вас? — засеменил, заспешил вперед кривоногий да белобородый старичок Эша, который сначала удивил всех огненным колдовством в степи, а потом сам дивился на то, что Арма сотворила. Дивился, да губу прикусывал. Чуть заметно, усами прикрывал желтый зуб, но от досады или удивления старую губу зубом метил.

— Море, — коротко ответила Виана.

Обернулась сестра трактирщика, скользнула взглядом по Тарпу и Каю, невольно улыбнулась торопливости старика.

— Море? — охнул Эша. — И большое оно там у вас?

— Обычное море, — пожала плечами Виана. — Или моря маленькими бывают?

— До Анды, по прикидкам, от края долины за две сотни лиг, небольшое море вполне может поместиться, — заметил Кай. — Или большое озеро.

— Ага, — сплюнул Эша, отставая и удаляясь в хвост отряда. — Море. Если мы еще пару недель попетляем так, чтобы идти все время на юг, да оказываться на севере, то в этой долине и для болота места не останется.

Между тем холмы вокруг дороги стали выше и обратились песчаными дюнами, совсем как на побережье за Хурнаем. В лицо подул ветер с запахом соли и особенной, морской свежести. Именно такой ветер любила Арма, когда карабкалась по скалам за Туварсой или бегала по песчаным пляжам между Хурнаем и Аком. Может быть, именно тогда она была счастлива, одна на десятки лиг во все стороны, оставаясь наедине с морем, небом и песком без всего: без оружия, без одежды, без забот.

— А это что за пакость? — взметнул над головой лук Усанува.

— Чайки, — осекла лами Илалиджа. — Ты что, чаек никогда не видел?

— Не видел, — прошептал лами, смотря в небо, в котором кричали и закладывали круги большие черно-белые птицы.

— Вот такие они — чайки, — со знанием дела кивнул Тару и добавил: — Не знаю, как у моря, а над Хапой такие же летают. Правда, чуть мельче. Видел, по молодости. Приходилось. Но стрелять не советую. Жесткое мясо, невкусное. Как воронье, да еще и рыбой пахнет.

— А я рыбу люблю, — заявил Течима. — В горных речках форель водится, нет ничего вкуснее.

— Так я тоже рыбу люблю, — согласился Тару. — Так то рыба! А теперь представь себе, что рыбой пахнет курица. Или баранина. Или, того хуже, ягодный отвар. И как тебе это?

— Тошнота, — поморщился Течима.

— Вот, — поднял палец Тару да так и застыл с поднятым пальцем.

— Беда! — закричала Виана, поднявшаяся на очередной холм, и тут же подхватила посох и побежала вперед.

Арма метнулась вперед вслед за Каем, взлетела на гребень и увидела сразу все: и безбрежное и невыразимо прекрасное огромное зеркало воды, и белый песчаный берег, и растянутые на кольях сети в четверти лиги от холма, и лодки, лодки, лодки и небольшие кораблики на берегу и в воде, и рыбацкие хибары и амбары, и пристань чуть левее, а между домами людей, множество людей, которые убивали друг друга, и Виану, бегущую именно туда.

— Ну что, Тару? — обернулся Кай. — Судя по бурнусам и копьям, твои соплеменники ищут добычи и боевого счастья в мирной деревне. Рыбаки-то баграми пытаются отбиться.