— Что? — Снегирь повернулся к другу, посмотрел на его грудь, перетянутую эластичным бинтом, который нашли на втором складе, и сплюнул на пол. — Почему на тебя всякую дрянь тянет?

— Я высокий и красивый, — криво усмехнулся Грубер.

— Да-да, и громче всех кричишь, я помню. И, знаешь, это смешно в первые пять раз, потом становится не до смеха.

— Ты чего завелся? — Грубер попробовал сделать вдох, поморщился и потер грудь в месте прострела. Но боль под бинтами была вполне терпимой, поэтому он не стал пить уже приготовленный спек, а растянулся на диване, заложив под голову руку. Уже завтра ребра заживут, а ранки затянутся, такова была особенность организма иммунных, даже таких как Грубер, которые стали таковыми в процессе заражения, съевших белую жемчужину. Но даже для них нужно было время, покой и живчик. Благо с рубера удалось взять прилично так споранов и гороха, а водка и уксус нашлись там, где говорил Леха — на другом складе.

— Не знаю, — Снегирь запустил руку в волосы и сел на стул, стоящий рядом с диваном. — Просто… Мне не нравится это место, я не понимаю, что здесь происходит, а еще я не понимаю, какого черта мы здесь делаем? Даже если допустить, что здесь появилась какая-то секта, что с того? Этих сект в Улье, хоть жопой ешь, одной больше, одной меньше, однохерственно. Мы даже не знаем, в какой конкретно части этой вселенской помойки оказались. Еще нимфа эта… Может действительно, ну его, а? Пробьемся к машине, и свалим отсюда куда подальше.

— И перестанем сами себя уважать, — Грубер закрыл глаза. — Ты когда-то спрашивал, что отличает нас от зараженных, так может быть — вот оно? Вот это? Если ты идешь на поводу у своих желаний, наплевав при этом на тех, кто, возможно, нуждается в твоей помощи, то ты такой же, как тот рубер. Единственное отличие — не жрешь людей и штаны снимаешь, прежде чем погадить, но это, всего лишь вопрос предпочтений и естественного желания не вонять и не чесаться. Потому что в отличие от тех же зараженных, в нас присутствует еще один основной инстинкт — размножения, то есть выпячивание груди и остальных достоинств перед самками. — Он говорил, не открывая глаз, именно сейчас Грубера потянуло на философию, и он решил, а почему бы и да? — Знаешь, какая на самом деле самая жесткая форма правления? — Снегирь покачал головой, ожидая подвоха. Леха с Занозой в разговор не вмешивались: Заноза ушла осматривать полки, а Леха следил за рейдерами, затаив дыхание, а вдруг они действительно передумают кого-то искать, и что он тогда будет делать здесь один? Грубер тем временем продолжил. — Самая жесткая форма правления на самом деле — анархическая. Она основана на жесточайшей самодисциплине, и ограничении самого себя в различных вариантах вседозволенности. Здесь на Стиксе мы поставлены в условия истинной анархии, потому что создание даже подобия государственности — нереально из-за бесконечно меняющейся действительности. Вот только истинных анархистов здесь крайне мало, поэтому получается то, что получается. С другой стороны, сколько сейчас в Улье иммунных? Я тебе отвечу — много. Нас настолько много, что навалять тем же внешникам можно вполне легко, гуртом. Но… Вот об это «но» мы спотыкаемся на каждом шаге: сорвавшаяся крыша у муров, преследование своих собственных целей у большинства, позиция «моя хата с краю» у более слабых типов, позиция «не трогайте меня и будет вам счастье» — у таких как мы… Этот список можно перечислять до бесконечности, поэтому Стикс всегда будет огромным аналогом Тартуги, а иммунные будут отличаться от зараженных только вкусовыми предпочтениями. Аминь.

— И ты сейчас хочешь найти Митрича и разобраться с нимфой и элитой… — Снегирь замолчал, чтобы дать возможность Груберу закончить.

— Чтобы наконец-то понять, чем же я конкретно отличаюсь от того же рубера, который, падла, мне ребра поломал, — Грубер открыл глаза и аккуратно сел. — К тому же мне жутко интересно это место, оно уникально и непредсказуемо. К тому же меня здесь не ломает как на стабах, а этот город, похоже бескрайний, только вот кластеры небольшие, всегда есть возможность убраться подальше. Это как весь Улий в миниатюре. Вот честно, я бы здесь задержался, просто полазил бы по «городу». Думаю такие зоны относительной стабильности как склады — есть и дальше. Да что там, я подозреваю, что там дальше и стабы имеются.

— Я с Грубером, — к ним подошла Заноза и села, поставив у ног свой УЗИ. — Здесь, по крайней мере, интересно и необычно. А то везде одно и то же — кластеры, орды, хабар, какой успеешь урвать — в стаб, чтобы завтра все начать сначала.

— Ладно-ладно, считайте, что убедили, но не до конца, — Снегирь поднял руки, признавая поражение.

— Жрать охота, — Грубер снова завалился на диван. — Я могу сегодня, как особо пострадавший никуда не ходить? — Заноза посмотрела на него, вздохнула и поднялась, поднимая автомат. — Отлично, Леху с собой возьми, а то он один как неприкаянный болтается.

Поев консерв, которые натаскали Заноза с Лехой, рейдеры принялись устраиваться на ночь. Если непосредственно бой с рубером много времени не занял, то вот его последующая разделка, извлечение ценных вещей, приготовление из этих ценных вещей не менее ценные растворы — на все это ушло порядочно времени, но все это необходимо было сделать, чтобы элементарно не загнуться в тот момент, когда внезапно закончится живчик, а по закону всемирной подлости, закончится живчик сразу же, как только в нем будут крайне нуждаться.

Грубер проснулся от стойкого запаха жженой резины, который резал глаза и заставлял непрерывно чихать. Вскочив на ноги он огляделся по сторонам. Стеллаж, начинающийся сразу за его диваном, был полностью погружен в кисляк.

— Жуткое зрелище, — философски произнес Снегирь, затягивая ворот рюкзака. — Не знаю, как ты, а я пришел к выводу, что лучше все свое носить с собой, а то вернемся к новенькому дивану и полному облому в отношении личных вещей.

— Ты почему меня не разбудил? — Грубер протер лицо и побрел в сторону стеллажа, за которым были расположены ведра, заменяющие им все возможные удобства.

— Хотел посмотреть на твою реакцию, — пожал плечами Снегирь. — Заодно проверили, как твои ребра.

— Нормально мои ребра, — Грубер появился из-за стеллажа, встряхивая головой. С волос на спину капала вода, что было довольно неприятно, но вполне терпимо. Дышать было легко, и боль больше не простреливала при каждом неловком движении. Грубер глотнул живчика и принялся разматывать бинты. Подумав, он аккуратно их свернул и сунул в свой рюкзак.

— А где сладкая парочка?

— Завтрак готовят, вон там, — Снегирь указал в направлении выхода. — Там вроде не так сильно воняет.

Грубер хмыкнул, и забросил за спину рюкзак. Автомат привычно висел на плече. Накануне часть вечера посвятили планам на этот день. Поиски решили начинать с дальнего кластера из тех, которые были Лехе более менее известны. Точкой возврата стали считать склад, надеясь, что больше никто не попытается здесь обосноваться. Выяснять отношения за территорию не хотелось, особенно, если учитывать, что нимфа с элитой им все же не привиделись. Они были где-то здесь, в этом городе, вот только где именно?

Выйдя за периметр зоны действия складов, рейдеры остановились.

— Ну что, Леха, куда теперь? — Грубер подошел к парню, сосредоточенно оглядывающего улицу.

— Туда, — Леха уверенно указал направление, которое вело вправо, по периметру обходя кластер с восточным колоритом. — Если по этой дороге пойдем, то прямиком к крайним домам той улицы выйдем.

— Если мы прямо по дороге ничем не защищенной попремся, то будем как на ладони, — Грубер скептически осмотрел предложенный маршрут.

— Но другой дороги в обход нет, — пожал плечами Леха. — Остальные насквозь через эти дворцы идет.

— А что дворец ни один? — Снегирь что-то прикидывал, поглядывая вдаль.

— Четыре. Просто они так расположены, один полностью перекрывает другой, как матрешка.

— Вот как, интересненько, — Грубер оглянулся, рассматривая величественное здание, которое с этой точки было видно лишь частично. — Ну что же, рискнем пойти по дороге. Только… держимся возле обочины, так, на всякий случай.